Как быть полезным терапевту или АЛГОРИТМ ОЧНОЙ СУПЕРВИЗИИ
Что такое супервизия? В чем ее суть? За время обучения в Московском гештальт-институте мое понимание этого процесса последовательно изменялось от непонимания вообще, затем ожидания от супервизора подсказок по поводу какой-нибудь хитрой тактики, которую он знает, желания получить одобрение (сейчас тоже хочется, но меньше), к совместному поиску того, что мешает мне быть в терапии с клиентом свободной и эффективной. Я благодарна моим учителям и коллегам за те супервизии, которые помогли мне почувствовать себя живой, заинтересованной и азартной в работе.
Итак, супервизия это совместный поиск, в котором я сначала пыталась понять как быть эффективным терапевтом, а сейчас пытаюсь понять как мне быть полезным терапевту супервизором. “Она предназначена для того, чтобы обращаться к потребностям клиента и отслеживать эффективность терапевтических вмешательств”(Кодекс этики и практики супервизоров Британской Ассоциации Консультирования, далее КЭПС БАК, 2000г). Целью супервизии может стать повышение профессионального мастерства, углубление сознавания себя, формирование профессиональной индивидуальности и устойчивой позитивной профессиональной самооценки. Для начинающего терапевта супервизия — это еще и ценная возможность получить профессиональную (да и личностную) поддержку от более опытного коллеги.
Поиск в супервизии может быть направлен и на развитие терапевтом способности к эмпатическому переживанию в терапевтической ситуации, способности обнаруживать и переносить свои уникальные аффективные переживания в контакте с определенным клиентом, используя их для целей терапии. А кроме того, позволяет понять, что же происходит в самом взаимодействии терапевта с клиентом и это требует от терапевта честности и любопытства к своему внутреннему устройству. Немаловажно также осознавание как ограничений терапевта, так и его ресурсных возможностей.
Но КАК это сделать? Обучение супервизии в российском гештальт-сообществе построено примерно так же, как и обучение терапии и носит в основном экспериенциальный характер. Дидактические инструкции редки и не поощряются. Рассмотрение некоторыми членами гештальт-сообщества супервизии, как искусства тоже мало помогает т.к. предполагает, что этому невозможно НАУЧИТЬСЯ т.к. нет формализованных процедур. Творчество, видите ли…
Впрочем с некоторыми высказываниями по поводу творчества в супервизии я полностью согласна. “Одним из непременных условий творческого процесса является принятие напряжения между знанием и незнанием, образующее заряженное пространство, напряжение, переживаемое, как чувство предвосхищения открытия, как волнения и удовольствие”(Е.Калитиевская, 1997). Действительно, в супервизорском процессе большое количество переменных и творческий подход, собственно, и состоит в том, как и для чего их использовать.
Кстати, о переменных. В моем собственном обучении супервизорству мне очень не хватало структуры, а поскольку свобода от нее неудобна, но полезна, я и решила обобщить свой супервизорский опыт, выделив те опорные точки супервидения, которые могут помочь начинающему супервизору быть им.
Поговорим именно об очной супервизии, где супервизор свидетель терапии, наблюдающий, слушающий (хорошо бы еще и слышащий), чувствующий. Существует несколько вариантов развития событий:
- фокус супервизии выбирает заранее терапевт, он знает, чего хочет и сообщает об этом супервизору до сессии. Супервизор проясняет запрос до тех пор, пока он не становится ему ясным, а затем соглашается или не соглашается с ним. Здесь, на мой взгляд, очень важным является вопрос ответственности терапевта за формулирование запроса на супервизию. С вариантами “скажи мне что-нибудь по поводу моей работы”, “останови меня, если я что-то не так сделаю”, “вмешайся, если ты увидишь, что я дискомфортно себя чувствую”, полностью перекладывающими ответственность за супервизионную сессию на супервизора, лучше конфронтировать сразу. В том случае, когда терапевт не может определиться с запросом, к нему можно будет вернуться потом, после сессии.
- ситуация, возможная только в тренинговой группе. Терапевт просит помощи от супервизора в процессе сессии и договаривается об остановке сессии с клиентом в наиболее трудный для себя момент.
- супервизия после сессии, на которой я и хочу сосредоточить свое внимание.
Основные вопросы, на которые должен получить ответ супервизор для того, чтобы ситуация не очень удачной терапии не повторилась в процессе супервизии (уже с другой стороны).
- каким преимущественно способом терапевт прерывает контакт с данным клиентом? Имеются в виду традиционное для гештальт-терапии понимание механизмов избегания (прерывания) контакта.
- какая фигура в работе с клиентом может иметь тенденцию к путешествию в ситуацию супервидения? С точки зрения P. Lawner (1989), терапевта аналитической ориентации, работа нередко заходит в тупик, когда терапевт идентифицируется с защитными реакциями клиента. Та же идентификация проявится потом и в супервизорском процессе. В этом случае “Те переживания, которые мешают продвижению в работе с клиентом, и те способы, которыми терапевт себя блокирует, избегая “проблемных” чувств воспроизводятся им в работе с супервизором, дело которого обнаружить эти способы и проблемные области, чтобы далее сам терапевт мог обращать на них внимания…”(К. Бай-Балаева,2000)
Например, фигурой в данной сессии является невыраженное клиентом отвержение (маме, папе, начальнику, терапевту…). Клиентка не знает о чем говорить с терапевтом, перескакивает с темы на тему, игнорирует терапевта, не обращаясь к нему за помощью (“я не знаю зачем нужны терапевты и что они могут сделать”). Терапевт в растерянности следует за клиенткой в каждую ее историю, не конфронтирует с ее поведением, не побуждает к сознаванию. В ситуации супервизии фигура отвержения предъявляется супервизору (“я не знаю о чем тебя спросить”), который собственно и должен прервать это путешествие и направить сознавание терапевта на происходящий между ними процесс.
- как супервизору самому было находиться рядом с работающим терапевтом, какие чувства, фантазии и мысли вызывала эта работа? Как супервизор сам обходится с тем опытом, с которым столкнулся терапевт в работе клиентом?
Но для того, чтобы на эти вопросы ответить необходимо что-то увидеть, услышать и почувствовать. Чем же заниматься супервизору во время сессии? Какие шаги помогут ему быть эффективным? Начнем со сбора материала.
Итак, супервизия это совместный поиск, в котором я сначала пыталась понять как быть эффективным терапевтом, а сейчас пытаюсь понять как мне быть полезным терапевту супервизором. “Она предназначена для того, чтобы обращаться к потребностям клиента и отслеживать эффективность терапевтических вмешательств”(Кодекс этики и практики супервизоров Британской Ассоциации Консультирования, далее КЭПС БАК, 2000г). Целью супервизии может стать повышение профессионального мастерства, углубление сознавания себя, формирование профессиональной индивидуальности и устойчивой позитивной профессиональной самооценки. Для начинающего терапевта супервизия — это еще и ценная возможность получить профессиональную (да и личностную) поддержку от более опытного коллеги.
Поиск в супервизии может быть направлен и на развитие терапевтом способности к эмпатическому переживанию в терапевтической ситуации, способности обнаруживать и переносить свои уникальные аффективные переживания в контакте с определенным клиентом, используя их для целей терапии. А кроме того, позволяет понять, что же происходит в самом взаимодействии терапевта с клиентом и это требует от терапевта честности и любопытства к своему внутреннему устройству. Немаловажно также осознавание как ограничений терапевта, так и его ресурсных возможностей.
Но КАК это сделать? Обучение супервизии в российском гештальт-сообществе построено примерно так же, как и обучение терапии и носит в основном экспериенциальный характер. Дидактические инструкции редки и не поощряются. Рассмотрение некоторыми членами гештальт-сообщества супервизии, как искусства тоже мало помогает т.к. предполагает, что этому невозможно НАУЧИТЬСЯ т.к. нет формализованных процедур. Творчество, видите ли…
Впрочем с некоторыми высказываниями по поводу творчества в супервизии я полностью согласна. “Одним из непременных условий творческого процесса является принятие напряжения между знанием и незнанием, образующее заряженное пространство, напряжение, переживаемое, как чувство предвосхищения открытия, как волнения и удовольствие”(Е.Калитиевская, 1997). Действительно, в супервизорском процессе большое количество переменных и творческий подход, собственно, и состоит в том, как и для чего их использовать.
Кстати, о переменных. В моем собственном обучении супервизорству мне очень не хватало структуры, а поскольку свобода от нее неудобна, но полезна, я и решила обобщить свой супервизорский опыт, выделив те опорные точки супервидения, которые могут помочь начинающему супервизору быть им.
Поговорим именно об очной супервизии, где супервизор свидетель терапии, наблюдающий, слушающий (хорошо бы еще и слышащий), чувствующий. Существует несколько вариантов развития событий:
- фокус супервизии выбирает заранее терапевт, он знает, чего хочет и сообщает об этом супервизору до сессии. Супервизор проясняет запрос до тех пор, пока он не становится ему ясным, а затем соглашается или не соглашается с ним. Здесь, на мой взгляд, очень важным является вопрос ответственности терапевта за формулирование запроса на супервизию. С вариантами “скажи мне что-нибудь по поводу моей работы”, “останови меня, если я что-то не так сделаю”, “вмешайся, если ты увидишь, что я дискомфортно себя чувствую”, полностью перекладывающими ответственность за супервизионную сессию на супервизора, лучше конфронтировать сразу. В том случае, когда терапевт не может определиться с запросом, к нему можно будет вернуться потом, после сессии.
- ситуация, возможная только в тренинговой группе. Терапевт просит помощи от супервизора в процессе сессии и договаривается об остановке сессии с клиентом в наиболее трудный для себя момент.
- супервизия после сессии, на которой я и хочу сосредоточить свое внимание.
Основные вопросы, на которые должен получить ответ супервизор для того, чтобы ситуация не очень удачной терапии не повторилась в процессе супервизии (уже с другой стороны).
- каким преимущественно способом терапевт прерывает контакт с данным клиентом? Имеются в виду традиционное для гештальт-терапии понимание механизмов избегания (прерывания) контакта.
- какая фигура в работе с клиентом может иметь тенденцию к путешествию в ситуацию супервидения? С точки зрения P. Lawner (1989), терапевта аналитической ориентации, работа нередко заходит в тупик, когда терапевт идентифицируется с защитными реакциями клиента. Та же идентификация проявится потом и в супервизорском процессе. В этом случае “Те переживания, которые мешают продвижению в работе с клиентом, и те способы, которыми терапевт себя блокирует, избегая “проблемных” чувств воспроизводятся им в работе с супервизором, дело которого обнаружить эти способы и проблемные области, чтобы далее сам терапевт мог обращать на них внимания…”(К. Бай-Балаева,2000)
Например, фигурой в данной сессии является невыраженное клиентом отвержение (маме, папе, начальнику, терапевту…). Клиентка не знает о чем говорить с терапевтом, перескакивает с темы на тему, игнорирует терапевта, не обращаясь к нему за помощью (“я не знаю зачем нужны терапевты и что они могут сделать”). Терапевт в растерянности следует за клиенткой в каждую ее историю, не конфронтирует с ее поведением, не побуждает к сознаванию. В ситуации супервизии фигура отвержения предъявляется супервизору (“я не знаю о чем тебя спросить”), который собственно и должен прервать это путешествие и направить сознавание терапевта на происходящий между ними процесс.
- как супервизору самому было находиться рядом с работающим терапевтом, какие чувства, фантазии и мысли вызывала эта работа? Как супервизор сам обходится с тем опытом, с которым столкнулся терапевт в работе клиентом?
Но для того, чтобы на эти вопросы ответить необходимо что-то увидеть, услышать и почувствовать. Чем же заниматься супервизору во время сессии? Какие шаги помогут ему быть эффективным? Начнем со сбора материала.
И.Д. Булюбаш
Введение
Д. Леонтьев
“Не отстает проклятый супервизор”
1. Как терапевт встретился с клиентом и кто они такие.
Здесь можно попытаться определить, каким образом терапевт был выбран клиентом (в ситуации тренинговой группы), сколько времени терапевт работает с данным клиентом и какова история их отношений. Их возраст, пол, социальный статус тоже дают возможность предварительной оценки, которая пока еще будет опираться на некоторые сугубо теоретические конструкции.
Для супервизора также важен профессиональный уровень терапевта и этап его обучения. С точки зрения И. Данилова (2000г) на каждом из этапов(соответствующих основным этапам цикла контакта) есть своя основная задача супервизии (обучения, соответствующая актуальным проблемам и потребностям обучающегося.
2. Наблюдение.
Иногда просто удивительно, как меняется поведение терапевта, до сессии живого, теплого и искрящегося, на поведение строгого профессионального зануды. Что происходит с ним в это время? Какие запреты и правила мешают ему просто улыбнуться клиенту, просто спросить “Что с тобой? Как прошла неделя?” Осознает ли терапевт эти неожиданные перемены? Я не утверждаю, конечно, что супервизию необходимо начинать именно с этого, но, правда, интересно же что с ним происходит… (Впрочем есть и другой полюс — терапевт все время улыбается, шутит и смеется, клиент тоже. Им хорошо вместе и они радостно прощаются. После чего терапевт с испуганным видом смотрит на супервизора…)
Еще один вариант, на мой взгляд очень важный для последующей супервизии. Терапевт внятно тревожен — он суетится, задает бесконечные вопросы и не дослушивает высказывания клиента до конца. Кому адресована эта тревога, клиенту или супервизору? В части случаев терапевт встревожен именно присутствием супервизора, ему очень хочется выглядеть успешным, не делать ошибок и т.п. Прояснение этого вопроса существенно помогает понять какие механизмы прерывания контакта тут задействованы. Супервизорский процесс, в котором не учитываются проблема нарцистической уязвимости терапевта, способствует проявлению слишком сильного беспокойста, препятствующего нормальной терапевтической работе.
Тревога терапевта, когда ее можно увидеть со стороны, вещь очень информативная. Например, спокойное до этого момента течение сессии, вдруг прерывается и терапевт начинает вести себя по другому: застывает, краснеет, начинает больше двигаться, несколько раз меняет позу. О чем это они разговаривают? Берем на заметку — что эта тема может значить для самого терапевта? А для супервизора?
Тревога, связанная с избеганием замешательства, может подвигнуть терапевта на проведение эксперимента, в тот момент, когда клиент к этому еще не готов. Так при первых словах клиентки о желании близости и отдалении по отношению к мужу и неизменности этой ситуации в семье, терапевт предлагает клиентке подвигаться по отношению к нему и ! “что-то почувствовать”.
Аналогичный вариант — начинающий терапевт стимулирует переход клиента к отношениям “здесь и сейчас” при непроявившемся еще контексте их собственных отношений. Если такая возможность в супервизии представится, то супервизор, сознающий свое замешательство и справляющийся с ним, может сделать это фокусом своей работы, разбирая с терапевтом вопрос о уместности эксперимента ( или перехода к отношениям терапевт-клиент) в контексте сессии, а также его чувствах, ставших основой выбора этой тактики.
Тревожный терапевт нередко оказывается чрезмерно заботливым (поведение из РОЛИ терапевта), не побуждает клиента формулировать свой запрос, не обменивается с ним ожиданиями относительно цели сессии. В результате клиент мечется в поисках решения неизвестно чего, а терапевт ему сочувственно помогает в этом. В последующем супервизору возможно придется встретиться с ограниченной способностью терапевта к конфронтации с клиентом и быть очень внимательным к поведению терапевта при определении цели супервизии. В какой степени сам супервизор способен позаботиться о терапевте фрустрируя его безответственность?
Но такое поведение относительно легко пронаблюдать, есть варианты и похуже, когда визуальная информация о том, что происходит с терапевтом минимальна. Вот терапевт застывает, не двигается, его энергия падает, голос становится монотоннным, он напряженно вглядывается в клиента не отпуская его ни на минуту… Диагноз ясен: ретрофлексия… Поэтому, еще один параметр для наблюдения — это уровень энергии терапевта и клиента. В ком из них ее больше, какие отрезки работы более энергичны, с какими темами или способами взаимодействия связано падение энергии — все это возможно станет материалом для дальнейшей работы.
Хорошо, если супервизор отметил для себя в какой момент сессии это произошло, поскольку часто терапевт не осознает этого своего состояния и после сессии утверждает, что чувствует себя прекрасно. (В этом случае по-моему опыту лучше оставить его минут на двадцать в покое и после этого вернуться к супервизии. Мне, например, хватало этого времени, чтобы разозлиться на клиента или почувствовать еще что-то, кроме “прекрасного” состояния)
3. Слушаю, слышу, записываю.
Только вот что и когда?
- заключение контракта по времени
- кратко рассказ клиента о проблеме его собственными словами(!), его ожидания от сессии. К ним можно будет вернуться в супервизии, если понадобиться поговорить с терапевтом о цели терапии.
- удачные реплики терапевта. У каждого терапевта в работе есть то, что особенно понравилось супервизору. И нет никакого криминала в том, чтобы удовлетворить естественную потребность любого обучающегося терапевта в одобрении (вроме удачных реплик можно отметить и новые формы поведения терапевта. позитивно влияющие на процесс)
- сомнительные реплики терапевта. К таковым можно, например, отнести противоречивые утверждения и двойные послания клиенту, которые помогут прояснить в дальнейшем чувства терапевта по отношению к клиенту. Вот молодой терапевт-мужчина работающий с клиенткой в возрасте на тему об уходящей молодости, отсутствии любящего и заботливого мужчины заботливо задает вопрос “Ты действительно думаешь, что в тебе мало энергии и ты не можешь нравиться?”. Не помню, что ответила клиентка, но терапевт не промедлил со следующей репликой “Я думаю, что в тебе есть энергия и ты можешь нравиться, НО Я МОГУ ОШИБАТЬСЯ…”
- обмен репликами, выявляющий основные способы избегания контакта
- важные моменты сессии. К таковым можно отнести следующие.
Клиент закончил изложение проблемы и вопрошающе смотрит на терапевта “И что мне делать?” Любопытно, как терапевт будет обходиться с тревогой незнания… и что он сделает в период своего замешательства. Утешит (замаскировано, потому, что явно НЕЛЬЗЯ), расскажет как НАДО, задаст еще один (21) вопрос, чтобы избежать ответа на неудобный вопрос клиента? Или его растерянность нажимает на кнопочку проективного механизма и подвигает его на интерпретацию?
Во время одной из сессий клиентка, молодая женщина, всей душой желающая, чтобы мужчина заботился о ней, говорит, что попросить об этом мешает страх и стыд. Она реально чувствует сейчас страх и стыд т.к. действие происходит в тренинговой группе и адресует терапевту свое желание продвинуться именно здесь, что-то сделать. Терапевт теряется … и “находит проективную опору” в трех интерпретациях ее поведения “там и тогда”.
Ответ на прямой вопрос клиента “Что мне делать?” нередко вызывает вполне обоснованную растерянность терапевта, способность которого к немедленной демонстрации своего волшебства весьма ограничена. Как обходиться с этой растерянностью?
Недавно в виртуальном “Журнале практической психологии и психоанализа” я прочитала статью К.В. Ягнюка “Сессия Карла Роджерса с Глорией: анализ вербальных вмешательств. Молодая женщина работает над своей проблемой с мэтром и желает получить от него конкретный ответ “Как быть и куда двигаться?” Мэтр просто отвечает ей, что тоже хотел бы знать ответ на ее вопрос сочувственно выдерживая ее агрессивный наскок по поводу отсутствия однозначного ответа. И все… все же сессия идет и клиентка двигается дальше, несмотря на то, что основной вербальной техникой Роджерса является перефразирование (она слышит свои слова от него) и втрое более редкими -поддержка и самораскрытие. И, если уж клиент, настойчиво добивается ответа на основной вопрос, то честный ответ “Я пока не знаю, но хочу знать” скорее всего не вызовет катастрофических последствий.
Ту же роль (прерывание контакта со своими чувством растерянности, страха, тревоги) выполняют вопросы терапевта к клиенту “Чего ты хочешь от меня и чем я тебе могу помочь?”, возникающие не в контексте терапевтических отношений, а как реакция на незнание (собственную беспомощность) и часто при неосознаваемом убеждении, что существуют ответы на все вопросы и терапевт-то и ответственен за поиск правильного, единственного и совершенного ответа.
Если же такая реакция возникает в ответ на рассказ, полный боли и страдания, то терапевт, добивающийся ответа на этот вопрос, вполне может услышать “Тяжело ответить на этот вопрос. Не знаю зачем нужен…”, а супервизор может подумать о способности терапевта быть рядом с клиентом и разделять его чувства. В супервизии терапевт может обнаружить и прочувствовать, как быть психологически близким с клиентом и в то же время поддерживать профессиональную дистанцию.
Ответы терапевта на прямые и косвенные вопросы клиента очень важны. Некоторые из них легко модно перевести в утверждения и с ними все понятно. Однако часть вопросов адресована терапевту в двух его ипостасях — ролевой авторитетной фигуре и именно этому человеку . Терапевт, сознающий это и отвечающий на этот вопрос удерживает в контакте с клиентом обе линии — символическую и реальную (О.Н. Немиринский, 1996).
Так, клиентка работающая с проблемой недолговременных отношений с мужчинами спрашивает старшую по возрасту женщину-терапевта (вполне успешную в личной жизни) “Скажи мне, что женщина может дать мужчине?” Она действительно этого не понимает и ее вопрос, требует искреннего и прямого ответа. Терапевт, знающий, что на вопросы клиента отвечать нельзя, в замешательстве. В тот раз у меня была возможность дать столь же прямое указание терапевту ”Ты знаешь, о чем она тебя спрашивает!” (вначале был заключен договор о записках по ходу сессии). Случаи ухода терапевта от ответа на такие вопросы могут стать мишенью дальнейшей супервизии.
- завершение сессии. Сколько она длилась, соответствие контракту, и на чем терапевт расстался с клиентом. Последние реплики.
- формулировку (дословную) супервизорского запроса после сессии
4.Супервизор, данный нам в ощущениях. Сны супервизора. Фантазии супервизора.
Итак, что же чувствует супервизор во время сессии?. Всего не перечтешь — это и желание удавить бесчувственного терапевта, и слезы умиления хорошей работой, и трепет прикосновения к чему-то очень нежному и близкому в происходящем на сессии, когда хочется все бросить и просто жить … и желание все бросить и просто спать… (Кстати, в позиции супервизора делать это гораздо удобнее, чем в терапевтической. Преимущество, однако!)
Поговорим про спать. Сонливость супервизора довольно относительна, и когда в сессии начинает что-то происходить на самом деле, то и сон, как рукой снимает. А что же это тогда за отрезок и про что он? Скорее всего про сдерживание (уже интересно -чего), ведь на проекциях и так не уснешь — действие, как правило, энергичное. Так какие же чувства сдерживаются? К какой теме (процессу “здесь и теперь”) это относится и как соотносится с проблемой клиента?
Что это — обида при дискредитации работы терапевта (а терапевт не должен обижаться), досада, что терапевта игнорируют (а терапевт не должен игнорировать клиента), бессилие в описанной клиентом безвыходной ситуации, скрываемое терапевтом под маской заботы и профессионального внимания? Так что сонливость — явный диагностический маркер и он стоит того, чтобы на него обратить особое супервизорское внимание. Полярным маркером может быть желание двигаться, растирать мышцы. потягиваться и часто менять позу, а также соматические симптомы появившиеся в период сессии.
Особенно полезным терапевту супервизор может быть еще и в силу того, что находясь рядом (но в стороне) с терапевтом и для терапевта, он имеет большую возможность не быть поглощенным контрпереносными чувствами и с большей вероятностью сознавать их. По моему опыту супервизий наиболее трудным для сознавания терапевтов является раздражение в ситуации беспомощности и бессилия, организованной клиентом, никак не выражаемое терапевтом. Эта довольно стереотипная общечеловеческая реакция на утрату контроля над ситуацией нуждается, похоже, в особом внимании при обучении психотерапии. Супервизору наблюдающему сессию со стороны, эти чувства гораздо более доступны.
Что еще? Фантазии супервизора по поводу происходящего в образной форме могут довольно точно отражать процесс и быть некоторой подсказкой в диагностике взаимодействия терапевта с клиентом. Карусели, на которых радостный терапевт скачет на лошадке впереди клиента, стерильный разговор через толстое стекло, лишенный прикосновений друг к другу, потасовка в темноте, роли в пьесе… Такую же роль могут играть литературные ассоциации _»Шел по улице малютка, посинел и весь дрожал», «Плакала Саша как лес вырубали…»), жанровая принадлежность происходящего: мелодрама, трагедия, роман-эпопея, цирк…
Попробуйте, это увлекательно, полезно, а также хорошо помогает от скуки. И, кроме того, может стать полезным при фокусировании супервизорского запроса, если терапевта интересуют именно терапевтические отношения.
Определимся сразу, что фокусирование — это взаимодействие терапевта и клиента, направленное на формирование супервизорского запроса, соответствующего основным задачам и целям супервизии. Решение о таком соответствии принимает супервизор.
Итак, после терапевтической сессии у супервизора появляется более или менее ясное представление о
1. стиле терапевта
2. способах прерывания контакта у терапевта и клиента
3. особенностях терапевтических отношений
4. своем собственном состоянии
Здесь можно попытаться определить, каким образом терапевт был выбран клиентом (в ситуации тренинговой группы), сколько времени терапевт работает с данным клиентом и какова история их отношений. Их возраст, пол, социальный статус тоже дают возможность предварительной оценки, которая пока еще будет опираться на некоторые сугубо теоретические конструкции.
Для супервизора также важен профессиональный уровень терапевта и этап его обучения. С точки зрения И. Данилова (2000г) на каждом из этапов(соответствующих основным этапам цикла контакта) есть своя основная задача супервизии (обучения, соответствующая актуальным проблемам и потребностям обучающегося.
2. Наблюдение.
Иногда просто удивительно, как меняется поведение терапевта, до сессии живого, теплого и искрящегося, на поведение строгого профессионального зануды. Что происходит с ним в это время? Какие запреты и правила мешают ему просто улыбнуться клиенту, просто спросить “Что с тобой? Как прошла неделя?” Осознает ли терапевт эти неожиданные перемены? Я не утверждаю, конечно, что супервизию необходимо начинать именно с этого, но, правда, интересно же что с ним происходит… (Впрочем есть и другой полюс — терапевт все время улыбается, шутит и смеется, клиент тоже. Им хорошо вместе и они радостно прощаются. После чего терапевт с испуганным видом смотрит на супервизора…)
Еще один вариант, на мой взгляд очень важный для последующей супервизии. Терапевт внятно тревожен — он суетится, задает бесконечные вопросы и не дослушивает высказывания клиента до конца. Кому адресована эта тревога, клиенту или супервизору? В части случаев терапевт встревожен именно присутствием супервизора, ему очень хочется выглядеть успешным, не делать ошибок и т.п. Прояснение этого вопроса существенно помогает понять какие механизмы прерывания контакта тут задействованы. Супервизорский процесс, в котором не учитываются проблема нарцистической уязвимости терапевта, способствует проявлению слишком сильного беспокойста, препятствующего нормальной терапевтической работе.
Тревога терапевта, когда ее можно увидеть со стороны, вещь очень информативная. Например, спокойное до этого момента течение сессии, вдруг прерывается и терапевт начинает вести себя по другому: застывает, краснеет, начинает больше двигаться, несколько раз меняет позу. О чем это они разговаривают? Берем на заметку — что эта тема может значить для самого терапевта? А для супервизора?
Тревога, связанная с избеганием замешательства, может подвигнуть терапевта на проведение эксперимента, в тот момент, когда клиент к этому еще не готов. Так при первых словах клиентки о желании близости и отдалении по отношению к мужу и неизменности этой ситуации в семье, терапевт предлагает клиентке подвигаться по отношению к нему и ! “что-то почувствовать”.
Аналогичный вариант — начинающий терапевт стимулирует переход клиента к отношениям “здесь и сейчас” при непроявившемся еще контексте их собственных отношений. Если такая возможность в супервизии представится, то супервизор, сознающий свое замешательство и справляющийся с ним, может сделать это фокусом своей работы, разбирая с терапевтом вопрос о уместности эксперимента ( или перехода к отношениям терапевт-клиент) в контексте сессии, а также его чувствах, ставших основой выбора этой тактики.
Тревожный терапевт нередко оказывается чрезмерно заботливым (поведение из РОЛИ терапевта), не побуждает клиента формулировать свой запрос, не обменивается с ним ожиданиями относительно цели сессии. В результате клиент мечется в поисках решения неизвестно чего, а терапевт ему сочувственно помогает в этом. В последующем супервизору возможно придется встретиться с ограниченной способностью терапевта к конфронтации с клиентом и быть очень внимательным к поведению терапевта при определении цели супервизии. В какой степени сам супервизор способен позаботиться о терапевте фрустрируя его безответственность?
Но такое поведение относительно легко пронаблюдать, есть варианты и похуже, когда визуальная информация о том, что происходит с терапевтом минимальна. Вот терапевт застывает, не двигается, его энергия падает, голос становится монотоннным, он напряженно вглядывается в клиента не отпуская его ни на минуту… Диагноз ясен: ретрофлексия… Поэтому, еще один параметр для наблюдения — это уровень энергии терапевта и клиента. В ком из них ее больше, какие отрезки работы более энергичны, с какими темами или способами взаимодействия связано падение энергии — все это возможно станет материалом для дальнейшей работы.
Хорошо, если супервизор отметил для себя в какой момент сессии это произошло, поскольку часто терапевт не осознает этого своего состояния и после сессии утверждает, что чувствует себя прекрасно. (В этом случае по-моему опыту лучше оставить его минут на двадцать в покое и после этого вернуться к супервизии. Мне, например, хватало этого времени, чтобы разозлиться на клиента или почувствовать еще что-то, кроме “прекрасного” состояния)
3. Слушаю, слышу, записываю.
Только вот что и когда?
- заключение контракта по времени
- кратко рассказ клиента о проблеме его собственными словами(!), его ожидания от сессии. К ним можно будет вернуться в супервизии, если понадобиться поговорить с терапевтом о цели терапии.
- удачные реплики терапевта. У каждого терапевта в работе есть то, что особенно понравилось супервизору. И нет никакого криминала в том, чтобы удовлетворить естественную потребность любого обучающегося терапевта в одобрении (вроме удачных реплик можно отметить и новые формы поведения терапевта. позитивно влияющие на процесс)
- сомнительные реплики терапевта. К таковым можно, например, отнести противоречивые утверждения и двойные послания клиенту, которые помогут прояснить в дальнейшем чувства терапевта по отношению к клиенту. Вот молодой терапевт-мужчина работающий с клиенткой в возрасте на тему об уходящей молодости, отсутствии любящего и заботливого мужчины заботливо задает вопрос “Ты действительно думаешь, что в тебе мало энергии и ты не можешь нравиться?”. Не помню, что ответила клиентка, но терапевт не промедлил со следующей репликой “Я думаю, что в тебе есть энергия и ты можешь нравиться, НО Я МОГУ ОШИБАТЬСЯ…”
- обмен репликами, выявляющий основные способы избегания контакта
- важные моменты сессии. К таковым можно отнести следующие.
Клиент закончил изложение проблемы и вопрошающе смотрит на терапевта “И что мне делать?” Любопытно, как терапевт будет обходиться с тревогой незнания… и что он сделает в период своего замешательства. Утешит (замаскировано, потому, что явно НЕЛЬЗЯ), расскажет как НАДО, задаст еще один (21) вопрос, чтобы избежать ответа на неудобный вопрос клиента? Или его растерянность нажимает на кнопочку проективного механизма и подвигает его на интерпретацию?
Во время одной из сессий клиентка, молодая женщина, всей душой желающая, чтобы мужчина заботился о ней, говорит, что попросить об этом мешает страх и стыд. Она реально чувствует сейчас страх и стыд т.к. действие происходит в тренинговой группе и адресует терапевту свое желание продвинуться именно здесь, что-то сделать. Терапевт теряется … и “находит проективную опору” в трех интерпретациях ее поведения “там и тогда”.
Ответ на прямой вопрос клиента “Что мне делать?” нередко вызывает вполне обоснованную растерянность терапевта, способность которого к немедленной демонстрации своего волшебства весьма ограничена. Как обходиться с этой растерянностью?
Недавно в виртуальном “Журнале практической психологии и психоанализа” я прочитала статью К.В. Ягнюка “Сессия Карла Роджерса с Глорией: анализ вербальных вмешательств. Молодая женщина работает над своей проблемой с мэтром и желает получить от него конкретный ответ “Как быть и куда двигаться?” Мэтр просто отвечает ей, что тоже хотел бы знать ответ на ее вопрос сочувственно выдерживая ее агрессивный наскок по поводу отсутствия однозначного ответа. И все… все же сессия идет и клиентка двигается дальше, несмотря на то, что основной вербальной техникой Роджерса является перефразирование (она слышит свои слова от него) и втрое более редкими -поддержка и самораскрытие. И, если уж клиент, настойчиво добивается ответа на основной вопрос, то честный ответ “Я пока не знаю, но хочу знать” скорее всего не вызовет катастрофических последствий.
Ту же роль (прерывание контакта со своими чувством растерянности, страха, тревоги) выполняют вопросы терапевта к клиенту “Чего ты хочешь от меня и чем я тебе могу помочь?”, возникающие не в контексте терапевтических отношений, а как реакция на незнание (собственную беспомощность) и часто при неосознаваемом убеждении, что существуют ответы на все вопросы и терапевт-то и ответственен за поиск правильного, единственного и совершенного ответа.
Если же такая реакция возникает в ответ на рассказ, полный боли и страдания, то терапевт, добивающийся ответа на этот вопрос, вполне может услышать “Тяжело ответить на этот вопрос. Не знаю зачем нужен…”, а супервизор может подумать о способности терапевта быть рядом с клиентом и разделять его чувства. В супервизии терапевт может обнаружить и прочувствовать, как быть психологически близким с клиентом и в то же время поддерживать профессиональную дистанцию.
Ответы терапевта на прямые и косвенные вопросы клиента очень важны. Некоторые из них легко модно перевести в утверждения и с ними все понятно. Однако часть вопросов адресована терапевту в двух его ипостасях — ролевой авторитетной фигуре и именно этому человеку . Терапевт, сознающий это и отвечающий на этот вопрос удерживает в контакте с клиентом обе линии — символическую и реальную (О.Н. Немиринский, 1996).
Так, клиентка работающая с проблемой недолговременных отношений с мужчинами спрашивает старшую по возрасту женщину-терапевта (вполне успешную в личной жизни) “Скажи мне, что женщина может дать мужчине?” Она действительно этого не понимает и ее вопрос, требует искреннего и прямого ответа. Терапевт, знающий, что на вопросы клиента отвечать нельзя, в замешательстве. В тот раз у меня была возможность дать столь же прямое указание терапевту ”Ты знаешь, о чем она тебя спрашивает!” (вначале был заключен договор о записках по ходу сессии). Случаи ухода терапевта от ответа на такие вопросы могут стать мишенью дальнейшей супервизии.
- завершение сессии. Сколько она длилась, соответствие контракту, и на чем терапевт расстался с клиентом. Последние реплики.
- формулировку (дословную) супервизорского запроса после сессии
4.Супервизор, данный нам в ощущениях. Сны супервизора. Фантазии супервизора.
Итак, что же чувствует супервизор во время сессии?. Всего не перечтешь — это и желание удавить бесчувственного терапевта, и слезы умиления хорошей работой, и трепет прикосновения к чему-то очень нежному и близкому в происходящем на сессии, когда хочется все бросить и просто жить … и желание все бросить и просто спать… (Кстати, в позиции супервизора делать это гораздо удобнее, чем в терапевтической. Преимущество, однако!)
Поговорим про спать. Сонливость супервизора довольно относительна, и когда в сессии начинает что-то происходить на самом деле, то и сон, как рукой снимает. А что же это тогда за отрезок и про что он? Скорее всего про сдерживание (уже интересно -чего), ведь на проекциях и так не уснешь — действие, как правило, энергичное. Так какие же чувства сдерживаются? К какой теме (процессу “здесь и теперь”) это относится и как соотносится с проблемой клиента?
Что это — обида при дискредитации работы терапевта (а терапевт не должен обижаться), досада, что терапевта игнорируют (а терапевт не должен игнорировать клиента), бессилие в описанной клиентом безвыходной ситуации, скрываемое терапевтом под маской заботы и профессионального внимания? Так что сонливость — явный диагностический маркер и он стоит того, чтобы на него обратить особое супервизорское внимание. Полярным маркером может быть желание двигаться, растирать мышцы. потягиваться и часто менять позу, а также соматические симптомы появившиеся в период сессии.
Особенно полезным терапевту супервизор может быть еще и в силу того, что находясь рядом (но в стороне) с терапевтом и для терапевта, он имеет большую возможность не быть поглощенным контрпереносными чувствами и с большей вероятностью сознавать их. По моему опыту супервизий наиболее трудным для сознавания терапевтов является раздражение в ситуации беспомощности и бессилия, организованной клиентом, никак не выражаемое терапевтом. Эта довольно стереотипная общечеловеческая реакция на утрату контроля над ситуацией нуждается, похоже, в особом внимании при обучении психотерапии. Супервизору наблюдающему сессию со стороны, эти чувства гораздо более доступны.
Что еще? Фантазии супервизора по поводу происходящего в образной форме могут довольно точно отражать процесс и быть некоторой подсказкой в диагностике взаимодействия терапевта с клиентом. Карусели, на которых радостный терапевт скачет на лошадке впереди клиента, стерильный разговор через толстое стекло, лишенный прикосновений друг к другу, потасовка в темноте, роли в пьесе… Такую же роль могут играть литературные ассоциации _»Шел по улице малютка, посинел и весь дрожал», «Плакала Саша как лес вырубали…»), жанровая принадлежность происходящего: мелодрама, трагедия, роман-эпопея, цирк…
Попробуйте, это увлекательно, полезно, а также хорошо помогает от скуки. И, кроме того, может стать полезным при фокусировании супервизорского запроса, если терапевта интересуют именно терапевтические отношения.
Определимся сразу, что фокусирование — это взаимодействие терапевта и клиента, направленное на формирование супервизорского запроса, соответствующего основным задачам и целям супервизии. Решение о таком соответствии принимает супервизор.
Итак, после терапевтической сессии у супервизора появляется более или менее ясное представление о
1. стиле терапевта
2. способах прерывания контакта у терапевта и клиента
3. особенностях терапевтических отношений
4. своем собственном состоянии
Сбор материала
Работа терапевта с клиентом окончена. Терапевт поворачивается к супервизору и … что с ним? Радостен, растерян, подавлен, собран? Пожалуй, стоит расспросить его об этом.
Следующий, важный для оформления временного контракта терапевт-супервизор вопрос — нуждается ли терапевт в супервизии? Если сессия была удачной и терапевт рад своему успеху, супервизор может разделить с ним эти чувства.
Если же нет, то способ, которым терапевт узнал, что он нуждается в супервизии очень важен. Что это — реакция на дискредитацию его действий клиентом, реакция на отсутствие явного результата или собственная растерянность в сессии. Может быть он скажет о своих ощущениях и чувствах или сразу сформулирует то, что ему важно узнать( это самый легкий вариант). Как правило, все же терапевты после сессии нуждаются в некотором времени для того, чтобы определиться в запросе. Здесь очень легко подумать, что терапевт игнорирует супервизора, не выдавая такой запрос. Такой вариант тоже возможен, особенно если фигура отвержения имела место в сессии, но не была выражена ее участниками. Но чаще всего, повторюсь, терапевту просто необходимо время для концентрации.
Если же такого времени нет, то нередко обучающиеся терапевты выдают вместо запроса некоторые клише, более адекватные для профессионального процесс-анализа: “расскажи мне о моих способах прерывания контакта”, “не знаю о чем спросить, скажи, что ты увидела в сессии”, “я не понял, какая фигура была в сессии” В неявной форме запрос может включать просьбу об оценке работы терапевта. И здесь для супервизора важно не брать на себя эту ответственность, не опережать терапевта в предложении рассмотреть результаты его наблюдений, а побудить терапевта ИССЛЕДОВАТЬ то, что было интересным, непонятным или дискомфортным в его работе.
Запрос на супервизию в значительной степени может зависеть и от представлений терапевта о супервизии, что непременно отразится в формулировке запроса. Она (формулировка) может быть двунаправленной: касаться собственных профессиональных проблем терапевта и относиться непосредственно к клиенту (Я всегда реагирую раздражением на ситуацию беспомощности клиента, как мне с этим обходиться?” или “Я хотел бы понять, что она(клиентка) от меня хочет”).
В этой связи интересно сравнить терапевтический запрос клиента и супервизорский запрос терапевта и сориентироваться в отношении их сходства и различия для оценки влияния контрпереноса и способов прерывания контакта у клиента и терапевта. Это сходство, например “Скажи мне правильно ли я живу?” у клиента и “Правильно ли я выбрал стратегию в работе с клиентом?” у терапевта отражает одинаковые способы прерывания контакта и могут послужить основой для дальнейшей работы.
На этом этапе супервизор имеет возможность наблюдать и стимулировать сознавание терапевтом того, как именно он рассказывает о клиенте и о своей терапии, получая еще одну опору для фокусирования.
Супервизор может помочь сформулировать супервизорский запрос (используя свои визуальные впечатления и записи), организуя вопросами некоторое пространство для исследования — “В каком отрезке сессии терапевт чувствовал себя наиболее дискомфортно?”, “Что в это время делал клиент?”, “ Как терапевт обычно реагирует в такой ситуации?” и т.п. чтобы определить направленность интереса терапевта.
Здесь надо иметь в виду, что на супервизиях всегда больше материала. чем супервизор и терапевт готовы рассмотреть, поэтому основное направление — это ИНТЕРЕС (ЭНЕРГИЯ) ТЕРАПЕВТА.
Еще один важный момент фокусирования, как начального этапа супервизии во многом зависящий от позиции, а также личных и профессиональных качеств супервизора — это создание коллегиальной атмосферы и дружеское участие по отношению к терапевту. Нарцистическая ранимость терапевта неизбежно проявляется в супервизорском процессе. “Каждая супервизия должна выработать динамическое равновесие между необходимой нарцистической неуравновешенностью учебного процесса и самооценкой терапевта”.(П.Якобс, 1997) Супервизия не может быть абсолютно безопасной, но точно должна быть бережной и принимающей человеческое несовершенство и начинающего и опытного терапевта.
Следующий, важный для оформления временного контракта терапевт-супервизор вопрос — нуждается ли терапевт в супервизии? Если сессия была удачной и терапевт рад своему успеху, супервизор может разделить с ним эти чувства.
Если же нет, то способ, которым терапевт узнал, что он нуждается в супервизии очень важен. Что это — реакция на дискредитацию его действий клиентом, реакция на отсутствие явного результата или собственная растерянность в сессии. Может быть он скажет о своих ощущениях и чувствах или сразу сформулирует то, что ему важно узнать( это самый легкий вариант). Как правило, все же терапевты после сессии нуждаются в некотором времени для того, чтобы определиться в запросе. Здесь очень легко подумать, что терапевт игнорирует супервизора, не выдавая такой запрос. Такой вариант тоже возможен, особенно если фигура отвержения имела место в сессии, но не была выражена ее участниками. Но чаще всего, повторюсь, терапевту просто необходимо время для концентрации.
Если же такого времени нет, то нередко обучающиеся терапевты выдают вместо запроса некоторые клише, более адекватные для профессионального процесс-анализа: “расскажи мне о моих способах прерывания контакта”, “не знаю о чем спросить, скажи, что ты увидела в сессии”, “я не понял, какая фигура была в сессии” В неявной форме запрос может включать просьбу об оценке работы терапевта. И здесь для супервизора важно не брать на себя эту ответственность, не опережать терапевта в предложении рассмотреть результаты его наблюдений, а побудить терапевта ИССЛЕДОВАТЬ то, что было интересным, непонятным или дискомфортным в его работе.
Запрос на супервизию в значительной степени может зависеть и от представлений терапевта о супервизии, что непременно отразится в формулировке запроса. Она (формулировка) может быть двунаправленной: касаться собственных профессиональных проблем терапевта и относиться непосредственно к клиенту (Я всегда реагирую раздражением на ситуацию беспомощности клиента, как мне с этим обходиться?” или “Я хотел бы понять, что она(клиентка) от меня хочет”).
В этой связи интересно сравнить терапевтический запрос клиента и супервизорский запрос терапевта и сориентироваться в отношении их сходства и различия для оценки влияния контрпереноса и способов прерывания контакта у клиента и терапевта. Это сходство, например “Скажи мне правильно ли я живу?” у клиента и “Правильно ли я выбрал стратегию в работе с клиентом?” у терапевта отражает одинаковые способы прерывания контакта и могут послужить основой для дальнейшей работы.
На этом этапе супервизор имеет возможность наблюдать и стимулировать сознавание терапевтом того, как именно он рассказывает о клиенте и о своей терапии, получая еще одну опору для фокусирования.
Супервизор может помочь сформулировать супервизорский запрос (используя свои визуальные впечатления и записи), организуя вопросами некоторое пространство для исследования — “В каком отрезке сессии терапевт чувствовал себя наиболее дискомфортно?”, “Что в это время делал клиент?”, “ Как терапевт обычно реагирует в такой ситуации?” и т.п. чтобы определить направленность интереса терапевта.
Здесь надо иметь в виду, что на супервизиях всегда больше материала. чем супервизор и терапевт готовы рассмотреть, поэтому основное направление — это ИНТЕРЕС (ЭНЕРГИЯ) ТЕРАПЕВТА.
Еще один важный момент фокусирования, как начального этапа супервизии во многом зависящий от позиции, а также личных и профессиональных качеств супервизора — это создание коллегиальной атмосферы и дружеское участие по отношению к терапевту. Нарцистическая ранимость терапевта неизбежно проявляется в супервизорском процессе. “Каждая супервизия должна выработать динамическое равновесие между необходимой нарцистической неуравновешенностью учебного процесса и самооценкой терапевта”.(П.Якобс, 1997) Супервизия не может быть абсолютно безопасной, но точно должна быть бережной и принимающей человеческое несовершенство и начинающего и опытного терапевта.
Фокусирование
Выделяются 4 основных варианта супервидения, в зависимости от направленности профессионального интереса терапевта и стадии его обучения (Е. Калитиевская, 1996)
- супервидение, центрированное на клиенте, в котором ведущую роль играет внимание участников к внутренним переживаниям и внутрипсихической динамике клиента. Считается полезным для начинающих терапевтов. Действительно может стать полезным для развития способности к эмпатическому контакту с клиентом для терапевтов уклоняющихся от установления такого контакта. Или для развития терапевтического мышления, для чего необходим больше, чем в других случаях, дидактическое вмешательство супервизора: разбор клинического материала, обучение построению гипотез и терапевтической тактики.
Здесь могут быть рассмотрены:
1. анамнестический материал (диагноз, история жизни, проблемы клиента в его жизненной ситуации, реакции близких)
2. представления терапевта о поведенческих и эмоциональных реакциях клиента, его способах прерывания контакта
3. способность терапевта к идентификации с переживаниями клиента, возможность взглянуть на ситуацию с его стороны
4, гипотеза о способах, с помощью которых клиент создает свои проблемы. Кстати, слово “гипотеза” у начинающих терапевтов обычно вызывает длительный ступор, поэтому терапевта лучше ласково спрашивать “А как ты думаешь?”, лишь постепенно приучая не бояться этого страшного слова.
5. некоторые особенности тактики терапевта в контакте с клиентом
- супервидение, центрированное на терапевте. Терапевт хочет разобраться со своими чувствами и реакциями. Вот, где могут пригодиться наблюдения и записи супервизора! Основные моменты:
1. побуждение к сознаванию реакций и чувств терапевта, относящихся к тому или иному отрезку терапевтической работы, клиенту в целом. Сюда может быть включено определение класса эмоции, с которой встречается терапевт. В равной степени по отношению к сознаванию — использование своих чувств для терапевтических целей.
2. нормализация чувств (некоторые терапевты чрезвычайно тревожатся при сознавании своей агрессивности или эротических чувств к клиенту. Супервизор может помочь нормализовать эту реакцию, открывая с терапевтом ее ценность для терапевтического процесса, понимания отношений терапевт-клиент “Это то в поле, что должно быть выражено, но не может быть выражено иначе, как через чувства терапевта”(Е.Калитиевская, 1997)
3. определение связи чувств терапевта в сессии его личным материалом, собственными проблемами и ограничениями, которые затем могут быть проработаны в его личной терапии.
4. анализ того, что сам терапевт вносит в терапевтический процесс — его собственные действия, его “любимые” способы прерывания контакта
5. способность терапевта позаботиться о себе в период сессии, ресурсы для сохранения интереса к клиенту, терапии вообще.
- супервидение, центрированное на терапевтических отношениях, как феномене поля. Основная задача прояснить взаимодействие терапевта и клиента, их взаимное влияние, “фигуру” терапевтического и супервизорского процесса, пересечение контекстов обоих процессов, возможные другие типы взаимодействия терапевта и клиента. В идеальном случае супервизор завершает гештальт не завершенный в терапевтической сессии Этот вариант супервизии также может заканчиваться определением личных ограничений терапевта, связанных с его собственными проблемами.
- супервидение для обучающихся супервизоров, центрированное на создании мета-модели гештальт-процесса. Направлено на выделение опорных точек супервизорского процесса. Обобщением этого опыта я, собственно, сейчас и занимаюсь.
Чем же заканчивается хорошая супервизия? В идеальном случае терапевта настигает инсайт, он энергичен, часто радостен, в нем просыпается азарт и желание встретиться с клиентом. Ради таких моментов и супервизору и терапевту хочется жить и работать, а также срочно прощать себе все предыдущие неудачи.
Но мне бы еще хотелось еще поговорить о моментах, которые, на мой взгляд, также важны в супервизорском процессе, хотя по сути и не могут быть к нему отнесены. Скорее они относятся к обучению терапевта. Это-
- супервидение, центрированное на клиенте, в котором ведущую роль играет внимание участников к внутренним переживаниям и внутрипсихической динамике клиента. Считается полезным для начинающих терапевтов. Действительно может стать полезным для развития способности к эмпатическому контакту с клиентом для терапевтов уклоняющихся от установления такого контакта. Или для развития терапевтического мышления, для чего необходим больше, чем в других случаях, дидактическое вмешательство супервизора: разбор клинического материала, обучение построению гипотез и терапевтической тактики.
Здесь могут быть рассмотрены:
1. анамнестический материал (диагноз, история жизни, проблемы клиента в его жизненной ситуации, реакции близких)
2. представления терапевта о поведенческих и эмоциональных реакциях клиента, его способах прерывания контакта
3. способность терапевта к идентификации с переживаниями клиента, возможность взглянуть на ситуацию с его стороны
4, гипотеза о способах, с помощью которых клиент создает свои проблемы. Кстати, слово “гипотеза” у начинающих терапевтов обычно вызывает длительный ступор, поэтому терапевта лучше ласково спрашивать “А как ты думаешь?”, лишь постепенно приучая не бояться этого страшного слова.
5. некоторые особенности тактики терапевта в контакте с клиентом
- супервидение, центрированное на терапевте. Терапевт хочет разобраться со своими чувствами и реакциями. Вот, где могут пригодиться наблюдения и записи супервизора! Основные моменты:
1. побуждение к сознаванию реакций и чувств терапевта, относящихся к тому или иному отрезку терапевтической работы, клиенту в целом. Сюда может быть включено определение класса эмоции, с которой встречается терапевт. В равной степени по отношению к сознаванию — использование своих чувств для терапевтических целей.
2. нормализация чувств (некоторые терапевты чрезвычайно тревожатся при сознавании своей агрессивности или эротических чувств к клиенту. Супервизор может помочь нормализовать эту реакцию, открывая с терапевтом ее ценность для терапевтического процесса, понимания отношений терапевт-клиент “Это то в поле, что должно быть выражено, но не может быть выражено иначе, как через чувства терапевта”(Е.Калитиевская, 1997)
3. определение связи чувств терапевта в сессии его личным материалом, собственными проблемами и ограничениями, которые затем могут быть проработаны в его личной терапии.
4. анализ того, что сам терапевт вносит в терапевтический процесс — его собственные действия, его “любимые” способы прерывания контакта
5. способность терапевта позаботиться о себе в период сессии, ресурсы для сохранения интереса к клиенту, терапии вообще.
- супервидение, центрированное на терапевтических отношениях, как феномене поля. Основная задача прояснить взаимодействие терапевта и клиента, их взаимное влияние, “фигуру” терапевтического и супервизорского процесса, пересечение контекстов обоих процессов, возможные другие типы взаимодействия терапевта и клиента. В идеальном случае супервизор завершает гештальт не завершенный в терапевтической сессии Этот вариант супервизии также может заканчиваться определением личных ограничений терапевта, связанных с его собственными проблемами.
- супервидение для обучающихся супервизоров, центрированное на создании мета-модели гештальт-процесса. Направлено на выделение опорных точек супервизорского процесса. Обобщением этого опыта я, собственно, сейчас и занимаюсь.
Чем же заканчивается хорошая супервизия? В идеальном случае терапевта настигает инсайт, он энергичен, часто радостен, в нем просыпается азарт и желание встретиться с клиентом. Ради таких моментов и супервизору и терапевту хочется жить и работать, а также срочно прощать себе все предыдущие неудачи.
Но мне бы еще хотелось еще поговорить о моментах, которые, на мой взгляд, также важны в супервизорском процессе, хотя по сути и не могут быть к нему отнесены. Скорее они относятся к обучению терапевта. Это-
Супервизия непосредственно
Если она не являются результатом особой склонности супервизора к демонстрации своего профессионализма и “гениальности”, то в небольшом объеме может быть полезна для терапевта. “Супервизоры обязаны провести и сохранять границы между супервизией и другими профессиональными отношениями, например, обучением и руководством” (КЭПС БАК, 2000г). В этом случае они, видимо, “не опасны” для терапевта.
- инструкции и задания. Так, для терапевта “не слышащего” (не дослушивающего) клиента очень полезной оказалась инструкция перефразировать за клиенткой ее высказывания и концентрироваться на них в течение хотя бы 20 секунд. Дело сразу же пошло, т.к. терапевт освободил клиентку от своего беспокойства по поводу содержания проблемы и результата терапии, а также своих проекций, после чего она смогла услышать себя со стороны и свободно двигаться дальше.
Для терапевта закрытого, выслушивающего раздраженную клиентку строго и хмуро, было полезно в течение сессии несколько раз отвечать себе на вопрос “В какие моменты он может ее пожалеть или поощрить”. Даже невербальное проявление его человечности смягчило процесс и сделало их отношения более близкими.
-подсказка(информирование). Иногда и прямая подсказка может быть полезна. Чаще же всего полезна косвенная подсказка, содержащаяся в обсуждении сессии в тренинговой группе. Я сама получила от группы несколько ценных подсказок, касающихся моих действий по отношению к клиентам. Но как говорят аналитики, я к этому инсайту видимо была уже готова.
Сюда же, наверное, относится контекстуально адекватная передача теоретической информации, пока не известной терапевту, разъяснение запутанных данных. “Кормление” терапевта должно осуществляться только по “французской методике”, чтобы “из-за стола он вставал немножко голодным”
-обучение построению гипотез Для пользы дела супервизор может показать терапевту, как строятся терапевтические гипотезы, из каких элементов и стадий состоит этот процесс, каковы основания для тех или иных его выводов. Такое вмешательство обучает терапевта “созданию базы данных” на клиента и оперированию этой информацией в терапевтических целях. Отсюда логично следует и разработка стратегии взаимодействия с клиентом.
- комментарии к работе — относятся больше к профессиональному процесс-анализу и чаще всего используются в тренинговой группе после супервизии. Терапевт тоже их слышит.
-контроль и оценка действий терапевта. В нашем сообществе чаще всего возникают в ситуации профессионального экзамена при окончании обучения. Хорошо, что не чаще…
Заканчивая свою статью, я хочу подчеркнуть, что самые лучшие супервизии, касаются, как правило, не очень неудачной работы с клиентом. Именно в этом случае терапевт получает максимальную пользу и импульс к профессиональному развитию. Но только тогда, когда он открыт всему тому, что в нем есть…
- инструкции и задания. Так, для терапевта “не слышащего” (не дослушивающего) клиента очень полезной оказалась инструкция перефразировать за клиенткой ее высказывания и концентрироваться на них в течение хотя бы 20 секунд. Дело сразу же пошло, т.к. терапевт освободил клиентку от своего беспокойства по поводу содержания проблемы и результата терапии, а также своих проекций, после чего она смогла услышать себя со стороны и свободно двигаться дальше.
Для терапевта закрытого, выслушивающего раздраженную клиентку строго и хмуро, было полезно в течение сессии несколько раз отвечать себе на вопрос “В какие моменты он может ее пожалеть или поощрить”. Даже невербальное проявление его человечности смягчило процесс и сделало их отношения более близкими.
-подсказка(информирование). Иногда и прямая подсказка может быть полезна. Чаще же всего полезна косвенная подсказка, содержащаяся в обсуждении сессии в тренинговой группе. Я сама получила от группы несколько ценных подсказок, касающихся моих действий по отношению к клиентам. Но как говорят аналитики, я к этому инсайту видимо была уже готова.
Сюда же, наверное, относится контекстуально адекватная передача теоретической информации, пока не известной терапевту, разъяснение запутанных данных. “Кормление” терапевта должно осуществляться только по “французской методике”, чтобы “из-за стола он вставал немножко голодным”
-обучение построению гипотез Для пользы дела супервизор может показать терапевту, как строятся терапевтические гипотезы, из каких элементов и стадий состоит этот процесс, каковы основания для тех или иных его выводов. Такое вмешательство обучает терапевта “созданию базы данных” на клиента и оперированию этой информацией в терапевтических целях. Отсюда логично следует и разработка стратегии взаимодействия с клиентом.
- комментарии к работе — относятся больше к профессиональному процесс-анализу и чаще всего используются в тренинговой группе после супервизии. Терапевт тоже их слышит.
-контроль и оценка действий терапевта. В нашем сообществе чаще всего возникают в ситуации профессионального экзамена при окончании обучения. Хорошо, что не чаще…
Заканчивая свою статью, я хочу подчеркнуть, что самые лучшие супервизии, касаются, как правило, не очень неудачной работы с клиентом. Именно в этом случае терапевт получает максимальную пользу и импульс к профессиональному развитию. Но только тогда, когда он открыт всему тому, что в нем есть…
Дидактическая помощь
1. Е. Бурцева Размышляя о супервизии Гештальт-журнал, 2000, С.59-70
2. И.Данилов Размышления на тему… Гештальт-журнал 2000, С.71-74
3. Е. Калитиевская Супервидение. О профессиональном самосознании терапевта. Гештальт-журнал,1996, С.63-70,
4. Калитиевская Ресурсы творческого несовершенства, Гештальт-журнал, 1997, С.41-49
5. П.Кейсмент Обучаясь у пациента, МОДЭК.Воронеж, 1995, 255с.
6. “Кодекс этики и практики супервизоров Британской Ассоциации консультирования”, Журнал практической психологии и психоанализа,2000г
7. А.Левченко Супервизорство Немного ли солнца в холодной воде? Гештальт-журнал 2000, С. 76-79
8. О. Немиринский Я хочу, чтобы ты стукнул меня по спине или микродинамика переноса. Гештальт-журнал,1996, С..52-62
9. Д. Якобс с соавт. Супервизорство, Б.С.К. Санкт-Петербург,1997г., 235с.
10. Р.Lawner Counteridentification, theraputic impasse, and supervisory process.Contempirary Psychoanalysis 25:592-607
2. И.Данилов Размышления на тему… Гештальт-журнал 2000, С.71-74
3. Е. Калитиевская Супервидение. О профессиональном самосознании терапевта. Гештальт-журнал,1996, С.63-70,
4. Калитиевская Ресурсы творческого несовершенства, Гештальт-журнал, 1997, С.41-49
5. П.Кейсмент Обучаясь у пациента, МОДЭК.Воронеж, 1995, 255с.
6. “Кодекс этики и практики супервизоров Британской Ассоциации консультирования”, Журнал практической психологии и психоанализа,2000г
7. А.Левченко Супервизорство Немного ли солнца в холодной воде? Гештальт-журнал 2000, С. 76-79
8. О. Немиринский Я хочу, чтобы ты стукнул меня по спине или микродинамика переноса. Гештальт-журнал,1996, С..52-62
9. Д. Якобс с соавт. Супервизорство, Б.С.К. Санкт-Петербург,1997г., 235с.
10. Р.Lawner Counteridentification, theraputic impasse, and supervisory process.Contempirary Psychoanalysis 25:592-607
Литература