Когда я приезжаю в Ереван, я стараюсь зайти в Музей русского
искусства и вновь увидеть её. Роберт Фальк. «В черной шали».
Как-то я поделился тем, что вижу на этой картине, с молодой
девушкой-экскурсоводом. Она посмотрела на меня с опаской, будто
оценивала, насколько я здоров и не опасен. А мне казалось, что это
так видно – то, чего нет, - оно же там есть! То, что не нарисовано, -
так гениально нарисовано! Посмотрите...
Её руки держат младенца.
Но младенца нет в её руках.
Это не рыдания. Тихая скорбь. Губы сомкнуты. Черты лица
заострены. И в правом глазу только появляется, намечается
слезинка. Пока в одном. И только вот-вот...
Женщина в этом возрасте скорбит не о младенце, а о возмужавшем
юноше, молодом человеке, воине. Или о девушке, которую
захватила и перемолола мясорубка бойни. 1948. Три года после
войны. А она помнит младенца, которого держала на руках и
прижимала к груди. Слова исчезают, не могут ничего сказать.
В меня навсегда запала картина отпевания моей ученицы,
студентки. Посреди храма стоял гроб, в котором она лежала. Сверху
на ней было какое-то кружевное покрывало. Рядом стояла её мама и
время от времени поправляла это покрывало. Как поправляют
одеяло, сползающее со спящего ребенка.
Как найти слова для того, для чего нет слов? Как выразить то, что
выражается застывшим молчанием, онемелой тишиной?
«И упало каменное слово на мою еще живую грудь...»
Картина на религиозную тему подобна молитве. А эта, мирская?
Мадонна, мать, мама...
Здесь глубина скорби не только в лице, а ещё и в черной шали.
Кажется, Ренуар говорил, что черного цвета не существует. Если мы
перестанем думать, что перед нами черное, мы увидим переливы
разных оттенков. И здесь – черное и красное, переливы и глубина
скорби в «черной» шали, отражающей красное, биение жизни, и,
кажется, другие цвета тоже.
Шаль – это красота. Шаль – атрибут женщины. И в этот момент она
чуть-чуть молодая женщина, молодая мать, но только на какую-то
долю. А в целом – женщина своих лет. Красивая и наполненная
духом света.
И это ещё одно, чего вроде бы нет, но оно есть. Кроме женщины
(мадонны, матери, мамы) и шали (черной, и все же не черной,
шали) есть в этой картине тихий, негромкий свет. На темной
картине – свет души, побеждающий свет, но без пафоса, тихо, в
скорби, в жизни, которая сейчас проникнута печалью. В черной
шали.